Жена Ильина - Мария Ивановна

В сентябре 1917 года вышел приказ, что фельдшера, пробывшие больше двух лет на передовой, переводятся в тыловые части. Ильина вернули в Петроград, а здесь вскоре другой приказ: учителя, занимающие нестроевые должности, освобождаются из действующей армии.

24 октября 1917 года Ильин уже был дома. Крестьяне в Леузах узнали об этом и стали просить, чтобы учитель вернулся. Иван Иванович с семьёй переехал в Леузы, позже - в Верхние Киги, а потом - в Златоустовский уезд.

"Время было ужасное: голод, разруха. Трупы валялись по дорогам, а на кладбище их просто привозили и бросали. Копать могилы не было сил. В это время началась сильная эпидемия сыпного тифа, и меня, как фельдшера, мобилизовали на эту работу без освобождения от школьной работы и ещё ряда обязанностей.

Это было очень непростое время. С утра я посещал организованный мною тифозный барак на 25 коек, потом шёл в школу. После уроков ходил к больным на дом. В марте заразился сам, болел очень тяжело. Болела и жена, а дети не болели. Эпидемия прекратилась в июне".

Мирная жизнь продолжалась недолго. В июле 1918 года Ильина призвали на гражданскую войну, поручили "произвести обмер кубатуры всех зданий, где помещались войсковые части белых, и организовать приём больных солдат в околотке", после чего отпустили. Но через год, 1 апреля 1919 года, снова призвали, направили в госпиталь 11-й дивизии, направляющейся в Уфу.

Один забавный случай, произошедший в это время, Ильин много позже описал в виде рассказа в своём рукописном сборничке "Мелочи".

Сапоги

"В гражданскую войну наш госпиталь, расположенный в поезде, стоял летом 1919 года недалеко от Уфы. Вагон фельдшеров был предпоследним в поезде, в нём было нас 10 человек и две медсестры. Поезд стоял двое суток. Было неизвестно, куда и когда он пойдёт. На то и война, чтобы не знать ничего определённого.

День клонился к вечеру, пошёл дождь. Не сильный, он упрямо и настойчиво барабанил в крышу вагона. Стало темнеть. Свободные от дежурства фельдшеры собрались в вагоне, зажгли огонь и занялись чаем.

"Вот ведь скука какая", - говорил Миронов, фельдшер из молодых и уфимец к тому же. "Ну скука, так развеселись!" - отвечал из угла хохол Мешко. "Да, пожалуй, развлечься надо", - задумчиво протянул Миронов. "Ну, так давайте развлечёмся, - сказал Шатров. - Миронов - человек здешний, пусть хоть нас в кино поведёт, и медсестёр с собой захватим". "Вот это дело! - сказал Миронов, соскакивая с верхних нар. - Давайте, братцы, быстрей собирайтесь!" Братцы быстро завозились.

Радость Миронова омрачилась, когда он взял в руки свои сапоги. Они были весьма плохие. Идти в такой обуви - мало радости. "Вот чёрт каптенармус! Уже неделю тянет, не выдаёт сапоги! Чёртова голова!" - сердился Миронов, вертя в руках сапоги.

"А ведь плохо в них будет идти" - сказал он, ни к кому не обращаясь, и вдруг обратился ко мне: "Старик, дай сапоги до кино сползать". "Не жалко, - говорю, - если подойдут, но если тревога будет, ты в ответе".

"Ни черта!" - ответил Миронов, пытаясь натянуть сапоги. Но сапоги не лезли: "Чего же мне делать теперь? Вот ведь несчастье!" А товарищи уже собрались и его торопили.

Тогда я решил помочь парню советом. Совет состоял вот в чём.

Из Белебея к нам в госпиталь сдали больного тифом генерала, а его вещи в большом узле отдали нашей медсестре Ивановой, и они были в нашем вагоне. В узле я видел сапоги…

Вот я и говорю Миронову: "Слушай, Миронов, попроси у Ивановой генеральских сапог до кино. Что им сделается? По крайней мере, будешь потом своим потомкам хвалиться, что в генеральских сапогах в кино ходил". Он уцепился за эту мысль и нажал на Иванову. Та не сдавалась, но её уговорили. Сапоги быстро извлекли из узла. Сапоги подошли. Миронов был в момент готов и выглядел счастливым женихом.

Все ушли. Было девять часов вечера, но от дождя и туч совсем темно. Остальные обитатели вагона улеглись после чая спать. Вдруг сквозь сон слышу, как кто-то отчаянно стучит в вагон и кричит: "Эй, слушайте, это вагон 182 и три ноля? Здесь сестра Иванова?"

"Здесь", - отвечаю. Встаю, отворяю двери, зажигаю огонь. На шум проснулись и другие. Смотрим - в вагон влезает огромный солдат и снова спрашивает: "Здесь сестра Иванова?" - "А зачем вам она?" - "А вот зачем. Нужно получить вещи генерала. Я ихний, значит, денщик, Лука Поливанов, рядовой. Так, значит, час тому назад генерал померли, а генеральша и дочь её решили его сейчас же обрядить на тот свет. И первым делом нужны сапоги. Сейчас же нужно!"

"Сапоги!"- вскрикнули мы все разом.

"Ну да, сапоги, ведь его при форме будут хоронить, по-хорошему. Не босым же в гроб класть. Ну, братцы, давайте скорее, ведь шагать-то мне с сапогами пять вёрст, а ночь ведь".

Мы почувствовали, в какое попали положение, нарядив Миронова в генеральские сапоги. Говорю: "Вы, друг, маленько не вовремя пришли. Нет медсестры сейчас, в город вышла, а когда вернётся, неизвестно". - "Ну, а мне что ж? Не без сапог же идти?"

Тогда мы всем коллективом поручились Поливанову, что как только вернётся медсестра, заберём у неё сапоги и пришлём с санитаром. Поливанов долго не соглашался. Наконец уступил, сказал нам адрес, выскочил из вагона и скрылся в темноте.

Проводив его, мы долго смеялись, обсуждая этот случай на все лады. Вскоре пришли наши герои, все в грязи, и мы их "обрадовали". Медсестра Иванова стала бранить нас, а Миронов в особенности. Бросил сапоги и побежал за санитаром в соседний вагон. Сапоги привели в порядок. Санитар тоже явился, его направили по адресу, а Миронова заставили уплатить санитару денежку. Он долго не соглашался, но мы настояли.

До утра не спали. Вагон распирало от смеху. Миронов сначала сердился и посылал нас к чёртовой матери, а после смирился, смеялся вместе со всеми и всё кричал: "Вот, чёрт, угораздило! Нагрели на десятку!" И опять смех.

Утром уже все знали об этой истории и при появлении Миронова глядели на его сапоги и широко улыбались". // Июнь 1919.

Иван Ильин, 1917 год

Жена Ильина - Мария Ивановна