Опубликовано: 04.09.2020 10:26 |
"Незабвенную Страну моей лагерной юности - Южный Урал - я до сих пор объезжаю как можно дальше. Край скалистых романтичных гор и светлых бездонных озер хранит в своих недрах не только золото, медные руды и дорогие камни. Тысячи, десятки тысяч нашего брата "зэ-ка" с проломленными черепами покоятся в старых шахтах огромного лагерного архипелага седого Урала".
Так красиво (и так страшно) писал в своём очерке "Мои университеты" Виктор Гребенников - художник, писатель-натуралист, энтомолог, организатор первого в стране заказника для насекомых-опылителей.
Чем же Виктору Степановичу так "насолил" наш с вами любимый край голубых озёр?..
До четырнадцати лет Виктор учился и жил в Симферополе. С началом войны семье пришлось уехать в Сибирь, в Исилькуль. В 1944 году Гребенниковы переехали в Среднюю Азию, затем на Южный Урал. Жили впроголодь, зарабатывая, чем придётся, вплоть до ремонта чайников и утюгов.
Устроившись делопроизводителем в Миассе, голодая и пытаясь наскрести на билет до Ашхабада для работы в Астрофизической лаборатории, Виктор Гребенников, имеющий неплохие способности к рисованию, чертёжным пером скопировал несколько талонов на хлеб - каждый до 300 граммов (хлеб он собирался продать и на вырученное купить билет).
Его арестовали - и вменили в вину весь многотонный перерасход хлеба по городу.
"Преступление моё для того голодного 47-го года было, конечно, серьёзным, - вспоминал Виктор Степанович. - Но когда после полугода страшнейшей из тюрем прокурор сначала потребовал меня расстрелять, а затем заключить в лагеря на 25 лет, я понял: мне не жить. В последнем слове я вымолвил: мне, мол, только что исполнилось 20 лет, - "несимметрично" у вас получается… Горькая шутка помогла: приговорили к 20 годам. Хлебные карточки отменили через несколько месяцев ("мой" прокурор повесился). Только это ничего не изменило…".
Отправили Виктора на медную шахту в Карабаш, где за пару месяцев здоровые люди превращались в "доходяг".
От верной смерти его спасло… умение рисовать. Он начал рисовать маленькие портреты осуждённых, которые те переправляли на волю родным. Начальство это заметило и определило "доходягу" в культурно-воспитательную часть в помощники художнику-блокаднику А. Г. Александрову, осуждённому по знаменитой 58-й статье ("враг народа"). Вместе они стали выполнять заказы начальства - писать масляными красками картины и ковры.
Вот краткая хронология лагерных "путешествий" Виктора, набросанная им самим по памяти уже после войны:
"Карабаш, 1948-1950. Лагерь: начальник майор Дураков, изверг, садист. Уголовники и 58-я статья, 1000-1200 человек. Медные шахты, торфодобыча, известковый карьер, столярка. Недолго в ней поработав, угодил в "нулёвку" - почти на верную смерть.
Кыштым, 1950-1951. Лагерь, около 800 "врагов народа" и уголовников. Перевал руды и меди с узкоколейки на широкую. Работаю в КВЧ художником.
Увильды. 1951-1953. Лагерь, около 1000 человек 58-й статьи, уголовников. Начальник - майор Лавров (редкий случай - неплохой мужик). Работы на стройках, графитовом и других заводах, на лесоповале. Я - художник, геодезист. Умер Сталин, и счастливейшим летом 53-го года я - на свободе".
И дополнение: "Одлян (Атлян - ред.) - лагерь для малолеток. Оттуда к нам, во "взросляк", регулярно поступало подросшее пополнение с уже богатым "опытом".
ЛЭП Тайгинка - Увильды. Я не подозревал, что в 1952-1953 годах воздвигаю своими руками памятник лагерникам этих мест - трассу высоковольтной линии.
"Челябинск-40" - район озера и посёлка Татыш и других пунктов. Первый в СССР комбинат ядерной смерти. Масса лагерей. "На атоме" работали смертники".
Это - кратко. Но далее в своих записках Виктор Гребенников дает подробное описание тех ужасов, которые ему пришлось вынести. Читать эти строки можно только людям с крепкими нервами…
"В каждом из великого множества лагерей Южного Урала было примерно по тысяче народу - кроме более крупных лагерей. Тот, в который попал я, с издевательским названием-кличкой "Первомайка", был смешанным: уголовники содержались вместе с 58-й статьей - "врагами народа".
Выживали здесь немногие. Проходил месяц, второй - и в зоне становилось заметно меньше народу. Нары мои стояли так, что через уголок окна было видно, как ночью вывозили за зону трупы на санях, влекомых чёрным быком с одним рогом.
Сдающий трупы - связку мёрзлых полускелетов из морга - отворачивает брезент, а принимающий считает их, с размаху пробивая железнодорожным молотком с длинной рукояткой шары стриженых черепов: для верности, чтоб не выехал кто живым, и для твёрдости счёта. Сверившись по бумажке, выезжают за ворота.
Возили таким манером до ближайшего старого отвала выработанной медной шахты. И так до следующего этапа, когда по узкоколейке подгоняли товарные вагоны, набитые людьми, и зона вновь делалась многолюдной".
Далее: "Как-то подвыпивший надзиратель разоткровенничался мне: приняли 14 трупов, а довезли… 13! Ведь пробивали, мол, башку каждому - куда ж проклятый зэ-ка ("з/к" - так нас, заключённых, когда-то звали) делся? Сопровождающих двое, один другому не доверяет, завернули обратно. Проехали полпути: "а он, гад, лежит мёрзлый, голый в канаве у дороги - выскользнул, значит, как ледышка, пока ехали-трясли. Обрадовались мы: треснули его посильнее пару раз по башке шкворнем, довезли до места все 14, покидали вниз. А то было совсем струхнули, а теперь хорошо и спокойно".
"Я уцелел чудом, - вспоминал Гребенников. - Преодолеть год "нулёвки" ("нулёвка" - категория неработоспособных от голода и мук доходяг) и не оказаться на дне старой шахты с пробитой головой мне помогли эстонцы.
Один барак был полностью занят ими; все они сидели по 58-й, держались дружно, сплочённо, и от охотников до посылок из дому - "урок", "полуцветных", "шакалов" - организованно отбивались палками.
Я рисовал им маленькие карандашные портреты, которые они как-то умудрялись переправлять на волю, минуя цензуру, в свою далёкую Эстонию. Зарабатывая так свой кусочек хлеба, я был уверен, что его не отнимут блатные: из эстонского барака я почти не выходил несколько месяцев. "Нулёвочные" дистрофия, цинга, пеллагра начали отступать, заглох туберкулёз…".
"С 1948 года нас уже не кидали в шахты, а зарывали в землю. Есть и мой скромный вклад в эту горестную процедуру. Я писал по две фанерных бирки для мёртвых: буква и двух-трёхзначное число, одна бирка побольше - на колышек поверх могильника, другая, с дыркой, маленькая - зачем-то привязывалась к ноге трупа шпагатом.
В каждой секции барака висели "Обязанности и права заключённых".
А мне начальник КВЧ регулярно вручал очередной ГУЛАГовский набор предупреждений, которые я писал крупно на всех четырёх стенах над верхними нарами каждой секции.
"Только честным трудом завоюешь право на досрочное освобождение" - это было ещё одно глумление, так как зачётов (когда, скажем, за полтора года лагерей засчитывалось два, как, например, на Колыме уголовникам с не очень большими сроками) в уральских лагерях не было вовсе".
В 1953 году после смерти Сталина последовала амнистия. Многие были освобождены, в их числе и Гребенников. Будучи в лагере, он познакомился с вольнонаёмной Тамарой Пименовой, которая вскоре стала его женой.
Гребенниковы часто переезжали: Горький, Исилькуль, Тернопольщина, Черноземье, Сибирь… На Тернопольщине Виктор Степанович, работая на сельскохозяйственной опытной станции, организовал первый в СССР микрозаповедник для охраны полезных насекомых и заказник энтомофауны.
Работая с пчёлами, Гребенников заметил: если поднести руку к гнезду этих насекомых, ощущаешь тепло, покалывание, лёгкую тошноту, головокружение. От сотов идет излучение, воздействующее на живые объекты, которое приборами выявить нельзя.
Виктор Степанович установил, что причина всех этих ощущений - не "биополе", а размеры, форма, количество, взаиморасположение полостей. Опыты показали, что в зоне действия эффекта полостных структур (ЭПС) заметно угнетается развитие почвенных бактерий, дрожжевых и иных грибков. ЭПС, подобно гравитации, действует на живое сквозь стены, толстый металл, другие преграды. На основе ЭПС Гребенников создал сотовый "обезболиватель" - стул под футляром, в котором находятся несколько рамок с пустыми, но полномерными пчелиными сотами. Посидишь на таком стуле - и боль уходит.
Своими изобретениями учёный опроверг наличие паранормальных способностей.
"Кисти рук с их трубчатыми косточками фаланг, суставами, связками, сухожилиями, сосудами, ногтями - интенсивные излучатели ЭПС, могущие за пару метров запросто оттолкнуть соломенный или угольный индикатор, - писал Виктор Гребенников в книге "Мой Мир". - Это получается буквально у всех. Поэтому я твёрдо убежден, что никаких "экстрасенсов" нет, а точнее, все люди - экстрасенсы".
Виктор Гребенников блистал во многих направлениях: энтомологии, экологии и охраны природы, изобразительного искусства, включающего портреты, пейзажи, декоративное искусство, скульптуры, микропортреты насекомых, оригинальные биослепки и стереоблоки, иллюстрации к собственным книгам и книгам других авторов, бионики.
"Второго такого мастера нет", - писал о нём известный журналист и писатель Василий Песков.
10 апреля 2001 года после тяжёлой болезни Виктор Степанович Гребенников скончался…
| 1. Санёк | Голосов: +23 / -26 |
Сколько поломаных людских судеб.и человечество всё встаёт и встаёт на те-же грабли.
| |
| 2. Кара | Голосов: +24 / -27 |
Хорошая статья, черная история нашего края. Сталинские порялки и 4 фото это шедевр.
| |
| 3. перед выборами | Голосов: +3 / -0 |
Кара, да, хорошая. Впервые мы увидели эти рисунки в перестройку, в уже не существующем популярном журнале. Здорово, что тот исследователь жизни В. Гребенникова живет в Миассе.
Черную или белую историю края делают люди. Еще можно найти людей которым в те времена жилось очень неплохо и даже на зоне. В близкие нам 90-е многим жилось трудновато, но "Другие" именно тогда "поднялись", смогли "взлететь над суетой". Как? Уголовники ведь нам не пример? Ну может помогли новому директору посадить картошку, потом стучать на всех, пардон!- показывать что он в кольце врагов что только они могут ему верно служить, разоблачать происки "эстонцев". Нынче принимать ответственные решения должны какие то скоморохи даже мнения своего не имеющие. А то, что Вы назвали "сталинскими порядками" при других правителях начали именовать "перегибами на местах". А при Сталине из работяг "до министра дорасти" было возможно в принципе. А директора сейчас даже картошку не садят... | |