Красиво и достаточно подробно описывала 100-летняя жительница Миасса Анна Фёдоровна Полуэктова особенности свадебного обряда, даже слова песен невесты и подружек приводила. А вот ей самой не довелось быть героиней такого обряда: замуж она вышла хоть и по большой любви, но против воли родителей.
В трогательных стихотворных строчках изложена её нехитрая история - счастливая и несчастная одновременно. В восемнадцать лет познакомилась Анна с будущим мужем. Отец, однако, отказался выдать дочь за бедняка. Тогда молодые повенчались тайком, а после венчания явились просить прощения у родителей. Отец, скрепя сердце, простил непослушную дочь, но благословенья своего так и не дал. "Медовый месяц был солон и горек - и не было сил его проглотить…" - с болью писала пожилая женщина.
В любви и согласии жила новоиспечённая семья, со временем купили они домик, обзавелись хозяйством, родили сына. А тут и война подоспела… В апреле 1942 года мужа Анны ранили на Ленинградском фронте. После госпиталя он попал в трудармию: работал на заводе, где выпускали танки, токарем-фрезеровщиком. В начале 1946 года тяжело заболел и вскоре умер.
А что же Анна?.. "В 1944 году автозаводу нужны были рабочие руки, началась мобилизация. Брали из разных учреждений. 4 июля вызвал меня главврач поликлиники, где я работала санитаркой, и велел идти в горсовет с паспортом. Пошла. Там уже были люди. Всех посадили на машину и повезли на УралЗиС.
Недалеко от проходной и дороги стоял маленький деревянный домик. Это был отдел кадров, оформляли на работу. Все зашли, а я сижу на крылечке и вою. Потом одумалась и вошла тоже. Начальник посмотрел на меня и сказал рядом стоящему мужчине: "Веди её в кузовной!" Я опять заплакала. Он говорит: "Зачем ты плачешь? Ты счастливее всех, в чистый цех попадёшь, в Москве было трудно поступить в этот цех. Когда кончится война и будешь увольняться, тоже будешь плакать".
Пришли в цех. Всё было тихо, пахло свежей краской. Станки стояли в ожидании рабочих. Он подошёл к станку: "Вот на этом станке будешь работать на сборке боковых бортов". Так я стала работницей завода имени Сталина. 8 июля вышла я после смены из цеха и удивилась. Солнечный день, играет духовой оркестр. Большие ворота проходной открыты настежь. Люди свободно входили. В народе говорили, будто бы приехали министры из Москвы Патоличев и Жданов. Все ждали Сталина, но он не приехал. Начался митинг, говорили о достижениях рабочих, о том, как полуголодные люди строили этот завод, как терпеливые труженики помогали фронту. Машины, украшенные плакатами и берёзками, возили в город и из города детей.
Работали мы по 12 часов. В выходные приезжали на очистку территории завода: от проходной до конца корпусов лежали громадные кучи отвалов, обломки кирпича, земля и металлолом, и всякий хлам. Всё это погружали на машину и отвозили. Очищать начали от проходной, а на свободные места по обе стороны дороги мужчины сажали деревья. Как сейчас вижу, деревья невысокие, в рост человека, тоненькие, жиденькие, гнутся от ветра. К ним приставляли колья, привязывали, чтобы не сломались. Я смотрела и думала, что они не устоят, поломаются.
Расскажу о первой получке. Приехала моя напарница, говорит: "Нюра, ты вчера уехала домой, а нам в цех принесли деньги, я твои получила, 108 рублей". Достаёт из-за пазухи солидную пачку пятирублёвок и мне подаёт. Я очумела… Она: "Бери!" Я говорю: "Отдай мне мои деньги, а чужих мне не надо!" Подошли ещё девчонки, смеются. Идёт мастер Соломин. Напарница говорит: "Нюра деньги не берёт!" Он отвечает: "Ну тогда купим на них водки и выпьем за её здоровье!" Потом тихо сказал мне: "Возьми деньги свои трудовые". Я дрожащей рукой взяла эту пачку и залилась слезами.
Осенью 1944 года приехали из Москвы рабочие и служащие. В кузовном народу стало с избытком, а в ДОЦе не хватало. Нас, несколько человек, перевели туда. Сказали, что на время. Но на самом деле я навсегда осталась в ДОЦе, Начальником стал Гордеев Ф.А. Цех был очень холодный. Морозы тогда стояли сильные. Люди работали в одежде, не раздеваясь. Было очень трудно. Пайка не хватало. Не доедали. Не досыпали. Все горести не опишешь. Но жили, не умирали.
Над главным конвейером восстановили портрет Сталина, сидящего в машине. Хохочет… Когда сойдём с мотовоза и большою толпой бежим к проходной, с трудом врываемся в двери, я взгляну на портрет, зло возьмёт и думаю: "Тебе, подлецу, смешно, а мы мучаемся".
В 1948 году перешли в другой корпус, рядом с главным конвейером, стали ходить через центральную проходную. Она уже не деревянная, была, а настоящая. Около проходной - фонтан, но он был недолго. Этот цех был тёплый и большой, рабочих больше, станков больше. Меня определили на должность кладовщицы на склад готовой продукции. Постепенно перешли на 8-часовой рабочий день.
Можно было уволиться, перейти в город на другую работу. Но я привыкла к работе и к людям, уйти не могла. В декабре 1960 года ДОЦ проводил меня на заслуженный отдых".