Поток историй военного времени не иссякает. Людям хочется поделиться своими воспоминаниями - и мы даём им такую возможность. А иногда и сами припоминаем истории, которые слышали когда-то от знакомых. Вот одна из них - о детях войны.

…Это только кажется, что дети не способны на самопожертвование. Война показала: русский характер, описанный ещё Алексеем Толстым, всегда остаётся русским характером, независимо от того, кому он принадлежит - женщине, старику, юноше или маленькой восьмилетней миасской девчонке, взвалившей на себя заботы об отце-инвалиде.

О своём военном детстве когда-то рассказала нам Нина Дмитриевна Абрамова.

"В 1938 году жили мы с родителями в бараке по переулку Жебруна. Мама не работала, была строгой и неласковой. Однажды я решила к её дню рождения приготовить мороженое, которое она очень любила. Корова у нас была своя, молока и сметаны много. Подружка дала специальную формочку. Я налила в чашку сметаны, перемешала со снегом, вынесла на мороз. Пришла с базара мама, я её поцеловала, поздравила, принесла с террасы "мороженое". Мама схватила берёзовое полено и стала меня бить, приговаривая: "Если б не ты, дура, то я бы с твоим отцом никогда не жила!"… И всё равно я маму любила. Думала, что всех детей так строго держат". 

"Когда началась война, я училась во втором классе. Как-то выкупила хлеб по карточкам в Петровском магазине и, не выдержав, по дороге обглодала у буханки верхнюю корочку. Мама разгневалась, схватила за плечо и столкнула по лесенкам со второго этажа. Со сломанной ногой я долго лежала в больнице". 

"Не успели меня выписать, как привезли папу с гангреной ноги. Отняли ногу выше колена. Немного поправившись и научившись ходить на костылях, папа снова пошёл на завод. Работа у него была тяжёлая, связанная с холодной водой. Через год заболела вторая нога, её тоже отняли выше колена. Но папа продолжал работать, потому что мужчин на производстве не хватало. Маме он стал совсем не нужен, и она заявила нам: "Живите, как хотите, а у меня теперь своя жизнь!".

"Мы долго решали, как нам жить. На напилочном заводе в точильном цехе папе сделали большой пенёк, обложили тряпками и обили дерматином, чтобы ему было удобнее работать. Дедушка Никита сделал санки. Папа выползал из дома, во дворе ложился на живот, мы с бабушкой помогали ему завалиться в санки. Я везла его на работу, а потом уходила с дедом на рыбалку - кормиться-то надо было".

"Летом возила папу на тачке. Мне открывали большие ворота, куда заезжали лошади, я подвозила тачку прямо к точильному цеху, оттуда выходили женщины, помогали его вытаскивать. Потом на руках подымали на пенёк, и он начинал работать".

"Рядом с Петровским магазином был военный городок. Я помогала солдатам возить жмых из деревни и разгружать его, за что получала плитку жмыха.  Домнин, мастер, давал нам карточки на материал - на брюки папе или мне на платье, на валенки. Мастер Семенуха приносил прямо домой карточки на кашу, я бегала за ней в столовую".

"Когда я заболела желтухой, за папой начал приезжать мужчина на директорской лошади. Подъезжая к дому, он пел: "У Романа два кармана, у Романихи один…". В военные годы директором напилочного завода был Вохминцев. Я часто обращалась к нему насчёт топлива. Приду на приём, прошу воз торфу: "Замерзаем!". Если не даёт, сижу и плачу, пока не упаду в обморок. Если выпишет торф, то прошу лошадь, чтобы торф увезти. И везу сама…"

"В 1945 году война кончилась, директор добился, чтобы папе выделили инвалидную коляску. Мы с мастером поехали в Челябинск за этой коляской…"

…"Да, вот они, русские характеры! - писал Алексей Толстой. - Кажется, прост человек, а придёт суровая беда, в большом или в малом, и поднимается в нём великая сила…"